Старейшему хирургу России Алле Ильиничне Лёвушкиной 87 лет! До сих пор проводит боллее ста операций в год с нулевой летальностью.
За это 87-летнюю Аллу Левушкину и наградили премией "Призвание" в номинации "За верность профессии"
О премии «Призвание»
"Недавно вручали премию лучшим врачам России. Премия «Призвание». Меня наградили за верность профессии. Вручали статуэтку, большую такую – в виде рук с кристаллом. Я боялась, что не удержу ее, уж очень тяжелой она выглядела. Я сказала об этом мужчинам, которые сидели рядом, они пошли со мной. Среди них был Онищенко – главный санитарный врач России, он поднялся наверх и взял эту штуку, помог мне ее отнести. Меня с такими аплодисментами встретили, что обалдеть можно. Если быть откровенной, мне очень приятно, только я устала уже от поздравлений. На улице теперь узнают, много слов теплых говорят, а мне неловко от этого, я хочу жить спокойно, как все люди, и делать свое дело."
Верность профессии Алла Ильинична хранит уже 63 года. "Вообще-то я хотела стать геологом — нравится мне походная жизнь, сложности, препятствия. Но потом прочла "Записки врача" Вересаева и решила поступать в медицинский — весьма романтическая барышня была. В 1945 году конкурс во Второй Московский медицинский институт имени Сталина был огромный, что еще больше меня подстегнуло. Мне говорили: "Ну куда ты лезешь, деревня", а я решила: рискну".
О первых студенческих годах Левушкина отзывается коротко: "Голодали мы, вот и все". Студентам выдавали талоны на питание, но какое там питание, суп — одна вода. Зато раз в месяц учащимся мединститута полагалась бутылка спирта, и с этим спиртом все бежали на базар, на пол-литра можно было выменять буханку хлеба.
"Выжили мы только благодаря тому, что питались в общежитии вскладчину. Мои родители, хоть и сами недоедали, но немного картошки из нашей рязанской деревни присылали. Другим студентам сало передавали, крупу. Так и держались. Помню, одной девочке привезли здоровенного леща. Это было что-то невероятное! Мы эту великолепную рыбину неделю ели, еще и суп сварили из обглоданных до блеска костей".
В родной Рязани молодой хирург стала трудиться в санитарной авиации. «Старым врачам не хотелось по области на вертолетах мотаться, меня посылали: „Дочка, давай, слетай“. Так я 30 лет и летала, все на посылках, будто самая юная. Тогда пилотам давали специальные значки за часы налета, и они шутили, что мне тоже пора такой значок выдать — шутка ли, столько часов в небе. Но мне эта работа нравилась. Раньше ведь в районных больницах оперировали, а нас, областных хирургов, вызывали на самые сложные случаи. Было дело, даже в сарае грудную клетку зашивала: самострел в легкое, все вывалилось, транспортировать больного было невозможно. Ничего, выжил. А однажды нас в селе встречали волки — пилот не хотел приземляться, боялся: „Сожрут ведь вас, доктор!“ А я кричу: „Садись! Давай попробуем!“ И ничего, обошлось, машина быстро подъехала, и я туда перескочила».
«Между прочим, проктология — одно из наиболее сложных направлений в хирургии,— говорит Левушкина.— Это сейчас есть куча инструментов, а раньше ведь все руками делали, это была ювелирная работа. Специалистов не хватало, хирургов-проктологов во всей России по пальцам можно было пересчитать — ну не было желающих оперировать эту часть организма. Считалось, что дело это грязное и слишком сложное. Поэтому я, конечно, загорелась, когда к нам пришла „путевка“ на курсы по проктологии. „Отправляйте меня!“ — говорю начальникам. А они еще совещание устроили, сомневались, при том что ни одного хирурга-проктолога в Рязанской области не было. Но тогда один доктор выдвинул аргумент: „Вы посмотрите, у Левушкиной рост подходящий: полтора метра. Ей только проктологией и заниматься“».
Оперирует Алла Ильинична до сих пор — в поликлинике к ней очередь на осмотр, а в 11-й горбольнице Рязани у ординаторской очередь, все — к Левушкиной. «Больные меня просто одолевают. Все лезут на операцию именно ко мне. Почему? Спросите у них». Мы спрашиваем. Нине, жительнице Рязани, сегодня предстоит операция: «Я хотела только к Алле Ильиничне. У нее такой опыт, ее так хвалят люди». Нина нервничает, ее даже потряхивает от ужаса. «Чего ты боишься? — 87-летний хирург склоняется над операционным столом.— Чего дрожишь? Тут на полчаса всего дел, сейчас заснешь, отдохнешь, проснешься уже без своей проблемы. Улыбайся!» Нине дают наркоз, а к Алле Ильиничне подкатывают специальный стул на колесиках: «Карета подана!»
«Вы назовите свою статью „Бабушка с огоньком“,— шутит ассистент хирурга Владимир Добрынин и потом серьезно добавляет: — Вы не смотрите, сколько Алле Ильиничне лет. Рука у нее по-прежнему крепкая. И делаем мы с ней по 150 операций в год. В этом и прошлом году смертность — нулевая». В проктологии показаниями к хирургическому вмешательству часто являются совсем уж запущенные случаи, нередко связанные с онкологией, и «нулевая смертность» — отличный показатель. Поэтому Левушкину на улицах узнают уже больше полувека, подходят: «Вы меня не помните, но у меня все хорошо, я живу», благодарят. «Многие меня целуют. Я маленькая, ничего не стоит меня поцеловать, обнять. Один подошел: „Ух ты моя дорогая!“ — и зажал в объятиях, как котенка. Потом я вздохнуть не могла. Оказалось — сломал ребро».
Врачей и одаривают, не без этого. «Раньше дарили хрусталь, конфеты. У меня был целый шкаф, заставленный „Красной Москвой“. Недавно кролика подарили — сказали, что зарезали специально для меня. Я лицемер, мясо ем, но не могу есть того, кого убили ради меня, поэтому позвонила племяннице: „Забери кролика“. А лет 30 назад кухарка нашего первого секретаря, у нее онкология была, прислала мужа с мешком консервов, мяса, сыра. Мой брат тогда приехал ко мне в гости, открыл холодильник и обомлел: „Ну ты и живешь!“ А кухарка, кстати, еще вовсю работает, видела я ее недавно».
Она молится за них каждое утро — за больных своих. «Я верующей давно стала, лет в 60. До этого убежденной атеисткой была, с институтских времен всерьез увлекалась философией, читала труды Гегеля. Но смущал меня марксизм-ленинизм, который утверждает, что абсолютная истина не познаваема. Странное утверждение для материалистов. Стала я задумываться: что же тогда абсолютная истина? Так пришла к вере. Хожу в церковь, молюсь утром и вечером своими словами: о больных своих, особенно о самых тяжелых, о своих родных, о себе, чтобы еще немного продержаться… Почему я до сих пор работаю?
Во-первых, это очень интересно: победить, вылечить. У меня ведь были совершенно чудодейственные исцеления. Молодая женщина, помню, с опухолью прямой кишки была — все, неоперабельная. Но я же смелая, да и никто, кроме меня, не брался. Я ее прооперировала, и она пошла на поправку — как, почему? Уже прошло много лет, эта больная живет, дети ее уже выросли… А еще мне надо работать, чтобы кормить своих. Детей у меня нет, я и замужем-то никогда не была, зато есть племянник-инвалид — его содержу, а у него еще семь кошек на попечении, да у меня еще своих семеро».
Она перечисляет питомцев: «Гоша, Сына, Лапа, Лада, Чернышка, Дымка… Старая кошка вот сейчас одного котенка родила, и я ей назначила усиленное питание. Утром даю всем минтай с лапшой, когда ухожу, то режу мелко докторскую колбасу — другую не едят. Пакетики им покупаю специальные с кормом, консервы, наполнитель. Только на кошек уходит рублей 200-300 в день. Но я кормлю еще и дворовых котов, собак… Вот вы спрашиваете, как сохранить активность в такие годы. А у меня выхода другого нет, я до конца жизни буду зарабатывать. Вон птички за окном — я вижу, что они голодные, кормушка с утра опять пустая, значит, надо покупать корм, значит, опять нужны деньги».
Она улыбается, и сразу становится понятно, как она выглядела в детстве. «Разве возможно накормить всех птиц на свете?» — спрашиваем мы, и она, продолжая улыбаться, вполне философски отвечает: «Но можно попытаться»
