На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Домашняя аптечка

49 016 подписчиков

"Я назвала рак Гошей". Как юмор заменяет надежду умирающим пациентам хосписа

Журналист провёл смену волонтёром в отделении паллиативной помощи Екатеринбурга, общаясь с безнадёжными больными, которые, как оказалось, жаждут выговориться. Как в последний раз...

Право уйти из жизни достойно

Утренняя летучка в отделении паллиативной помощи проходит в 8:45 утра. Все: от охраны, медбратьев, сестёр до врачей — сидят в уютном зальчике на два окна — кто на больничных кушетках, кто на расписанных детьми-художниками скамьях. В окружении картин, нарисованных пациентами, большинства из которых уже нет в живых. Завотделением Владимир Юбкин заслушивает доклады медсестёр. Среди сухих фактов о температуре пациентов, их давлении, состоянии стула и жалобах сообщения о двух смертях.

Как потом мне скажут медсёстры, они, если возникает вопрос: "А где сегодня такой-то такой-то?" — никогда не говорят "умер". Предпочитают другое слово — "ушёл". Тем более при больных. За полгода работы паллиативного отделения в Екатеринбурге из 383 пациентов "ушли" порядка 40%. Казалось бы, атмосфера в самом отделении должна давить, однако этого нет. Вместо стонов, которые рисует воображение, — чириканье неразлучника и канарейки в клетке общего зала, где проходят собрания; гомон телевизоров из раскрытых дверей палат, диванчики в коридоре вдоль стен, увешанных акварелями и гуашами. И четыре стеллажа, заполненные книгами: история, фантастика, детективы, тома классики и бумажные покетбуки дамских романов — на любой вкус. Сам хоспис походит на пансионат. Безусловно, здесь живёт смерть. И если представлять её человеком, то в отделении паллиативной помощи она гостья в мягких тапочках, преисполненная такта.

Заведующий паллиативным отделением Владимир Юбкин после утренней "летучки": "Смертность у нас высокая - 40 %. Но мы мы и принимаем тех, кому уже все остальные врачи бессильны помочь".

Заведующий паллиативным отделением Владимир Юбкин после утренней "летучки": "Смертность у нас высокая - 40 %. Но мы мы и принимаем тех, кому уже все остальные врачи бессильны помочь". медики, помощь, рак, сострадание, хоспис

Я беседую с Владимиром Юбкиным в комнате приёма пищи — кухоньке, где медперсонал может в спокойные минуты побаловать себя кофейком и чаем.

— Скажите, вот есть врачи, которые борются за жизнь пациента и побеждают болезнь. Скажем, терапевты, неврологи, хирурги… У вас же исход известен. Не досадно каждый раз ощущать проигрыш? — сознательно провоцирую на откровение.

Владимир Юбкин смотрит на меня пару секунд — пристально, внимательно, словно ставит в уме диагноз. А потом отвечает:

— Задам гадкий вопрос: у вас когда-нибудь на руках умирал родственник? Безнадёжно больной, о котором врачи сказали: медицина бессильна?

— Э… Нет. Простите меня.

— В том-то и дело. Я двадцать лет отработал в областной клинической больнице. Занимался операциями по трансплантации костного мозга, — продолжает Владимир Юбкин. — Спасал тех, кого можно спасти. А потом пришло понимание, что безнадёжным людям, а главное их родственникам, тоже необходима помощь. Медицинская, психологическая, социальная. Всем тем, у кого уже нет реабилитационного потенциала, мы должны обеспечить достойный уход в мир иной. У них есть такое право.

Отделение паллиативной помощи назвали в честь Доктора Лизы.

Отделение паллиативной помощи назвали в честь Доктора Лизы. медики, помощь, рак, сострадание, хоспис

"Доктор, а что мне сейчас можно вообще?"

Сейчас отделение паллиативной помощи, разместившееся на двух этажах бывшей инфекционной больницы, может принять около 30 больных. Максимум — 32. Нуждающихся в паллиативной помощи намного больше, чем свободных коек. По всем нормативам — одна кровать в хосписе на 10 тысяч человек. Только на Екатеринбург должно быть 150 больничных мест. Поэтому срок пребывания в отделении ограничен тремя неделями. 21 день. Если больной не успевает — его выписывают умирать домой.

— И вот тогда могут быть конфликты и скандалы с родственниками, — поясняет Владимир Юбкин. — Они всеми силами хотят оставить больного у нас, где ему обеспечен уход и забота. Потому что в домашних условиях такой человек отбирает у близких всё время и силы. А им хочется передышки.

В планах открыть третий этаж. Волонтёры уже избавили его от строительного мусора, подготовили к ремонту. Спонсоры помогут стройматериалами. Фонд Ройзмана сейчас собирает средства на оплату работ. Когда этаж подготовят, это дополнительно даст как минимум 22 места.

В отделение паллиативной помощи часто приходят волонтёры. По четвергам дают концерты, поют, играют на фортепиано, учат рисовать картины. Но, как оказалось, онкобольным нужна помощь и тех, кто может просто… выслушать их историю. Многим в хосписе нужно успеть выговориться.

Многие пациенты хосписа так слабы, что не могут держать ложку в руках правильно, а держат ее, как дети. Поэтому черенки у таких ложек - широкие и хваткие. Чтобы было удобнее

Многие пациенты хосписа так слабы, что не могут держать ложку в руках правильно, а держат ее, как дети. Поэтому черенки у таких ложек - широкие и хваткие. Чтобы было удобнее медики, помощь, рак, сострадание, хоспис

— Наши пациенты нуждаются во внимании, — наставляет меня клинический психолог Екатерина Дворникова. — Причём на самом бытовом уровне. Достаточно спросить их: как дела, как настроение. О своих страхах, если они есть, люди говорят редко. И если не хотят, то мы и не спрашиваем. А самый частый вопрос у них: "А что мне сейчас вообще можно?" Я отвечаю: "Всё, что можете и хотите".

"Я хочу умереть, к чему лицемерить"

Первым делом меня посылают к Римме Александровне Семёновой — 89-летней учительнице истории, изголодавшейся по человеческому вниманию.

Завидев меня, старушка с пергаментной кожей (а на запястьях гематомы от инъекций — точно замытые чернильные кляксы) чуть-чуть приподнимается на подушках, стараясь не сдвинуть иглу капельницы, по которой в вену пенсионерки поступает натрия хлорид.

— Сядь поближе, в изголовье. Я плохо слышу, — просит седая учительница.

А потом на меня обрушивается вал сведений о её раннем детстве, военных и послевоенных годах, которые перемежаются экскурсами в историю — о династии Романовых, Столыпине, Иване Грозном и Демидовых.

— Ты передай молодёжи, чтобы читали книги! Это очень важно. А то сейчас врут, что все цари были белые и пушистые, а большевики — страшнее крокодилов. Не так ведь было, — Римма Александровна собирается с мыслями, а потом продолжает, перескочив на другую тему. — Тут же сестра милосердия ко мне заглядывала. Из православных христиан. Так я ей сказала: милая, не надо мне этого, лучше помоги тем, кто нуждается. А мне не стоит. У нас ведь тут как: есть пациенты, которые верят в Бога, есть те, кто колеблются. А есть группа неверующих. Так вот я из последних. А тут хорошо. Лучше, чем дома. А то родные со мной так намучились. Ведь я уже не хочу жить! Просто устала. Я готова. К чему всё это лицемерие? Иногда в шутку говорю: вот бы мне в Голландию уехать. Чтобы решить всё разом, а не затягивать.

Такое откровение выбивает из колеи. Я понимаю, что весь мой жизненный опыт, связанный с посещением больных, явно ни к чёрту. Здесь не скажешь "всё будет хорошо, поправляйтесь". Римма Александровна в здравом уме. И уж точно она не хочет, чтобы её обманывали. Поэтому я, возможно неловко, меняю тему. Спрашиваю о детстве.

89-летняя учительница с энтузиазмом подхватывает:

— Я в 1928 году родилась. А когда в школе училась, помню, какие там были вкуснейшие французские булочки. Мы в школе их ещё плющили специально, перед тем как съесть, чтобы они казались больше. А сейчас я ем и вкуса не чувствую. Ем, потому что понимаю: надо…

59-летняя пекарь-кондитер Наталья Фаттахова: "Я облысела после химии и сейчас думаю: может татуировку на голове сделать?"

59-летняя пекарь-кондитер Наталья Фаттахова: "Я облысела после химии и сейчас думаю: может татуировку на голове сделать?" медики, помощь, рак, сострадание, хоспис

"И я поняла, что в моей груди — поселенец. Назвала его Гошей"

Я выхожу от Риммы Александровны полный обрывками знаний о коммунистах и опричниках. О том, что нужно жить и думать, что тебе говорят. Оценивать сказанное, копить знания. И тогда, возможно, умирать будет не так страшно. Точнее, грустно. С таким сумбуром в голове встречаю в коридоре завотделением Владимира Юбкина. И узнаю, что моей помощи волонтёра, функция которого утилитарна и проста — "просто слушать", — ждут другие пациенты.

Следующая моя собеседница — Наталья Юрьевна Фаттахова. 59 лет. Опухоль в левом лёгком.

— Когда я узнала, что у меня это, тут, я решила: о, во мне поселенец. И назвала его Гошей. Думаете, я сумасшедшая? Ничуть. Надо же как-то к этому относиться, — с ходу шутит Наталья Фаттахова.

Сидя на кровати, она теребит концы чёрного, в серых узорах, платка, которым на манер банданы повязала свою лысую после химиотерапии голову.

— Сначала мне врачи хронический бронхит ставили. Кашляла. А иной раз так бок болел, что не продохнуть. Спать было невозможно, точно кто-то раскалённой спицей колет, — продолжает Наталья. — Вот так всё и закрутилось. Стала искать работу, я сама пекарь-кондитер. Решила в УГМК устроиться. Стала медкомиссию у них проходить. А девочка из медцентра мне говорит: "Что у вас с лёгким?" А я ей в шутку: "А что с ним, инопланетянам продала". Она хмурится: "Я серьёзно". Отвечаю ей на это: "Милая, я тебе про качество теста могу сказать, а про лёгкие ты мне ответь: что там?" Потом уже у фтизиатра была, спрашивала: "Плохо всё, да? Что скажете?" Он мне: у вас рак.

Наталья Фаттахова рассказывает о своей судьбе с лёгким хохотком, без какой бы то ни было попытки давить на жалость. Хотя, если честно, я не знаю, как предписано реагировать человеку, когда он узнал свой приговор. Моя собеседница услышала об этом от врачей год назад. 15 апреля.

— Год уже моему Гоше исполнился. Врачи меня спрашивают, а почему Гоша, а я им: ну рак ведь. Это же мальчик, не девочка? — говорит Наталья Фаттахова. — Я ещё, до того как сюда, в это отделение, попасть, у врача сразу спросила: это я накурила себе? А он успокоил: столько не накурить. Ну, значит, от чего-то другого мой Гоша. Только вот знать бы — от чего?

Я не знаю от чего. Правда. Между нами повисает пауза, которая кажется мне тягучей и неловкой. Вспоминаю наставления клинического психолога Екатерины Дворниковой о том, что с пациентами не принято разговаривать обо всём, что связано со смертью. Лучше — о жизни. В палате тихо фоном бормочет телевизор. Спит, укрывшись одеялом, на своей койке возле окна соседка Натальи Фаттаховой. На тумбочке замечаю книгу в затёртом мягком переплёте — с аляповатым клеймом "Шоу детектив".

В хосписе богатая библиотека.

В хосписе богатая библиотека. медики, помощь, рак, сострадание, хоспис

— Из местной библиотеки взяли?

— Да. Люблю мозги разгрузить, — оживляется Наталья Фаттахова. — Детективчики почитать. Мне ж сейчас не до Маркса с Энгельсом. А без книг — скучно. Это главная проблема. Я бы, может, станцевала, да слаба очень. А так — ни на что не жалуюсь. Настрой позитивный, в окно бросаться не буду. Жизнь продолжается, и страха нет. Депрессия после химиотерапии была, когда облысела. Ну а сейчас мне — пойдёт, как считаешь, татуировка на голове? Скорпион какой-нибудь, как у певицы одной, как её там?

— Наргиз.

— Точно. Татуировку значит, ха-ха. А ещё хочу выписаться, домой приехать и маме, она у меня неходячая, коляску от собеса выбить. И к подружкам её отвезти. Пообщаться. А то как же без общения, верно? Планы, в общем, строю на будущее. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог… Не знаю, как сложится. Спокойно всё приму. Хотя жить хочется.

"Поражает такая стойкость"

В рекреации второго этажа возле поста медсестры оживлённо. Медсёстры наставляют студентов медколледжа, которые пришли на практику. Задача будущих медиков — помогать менять капельницы и ухаживать за лежачими. И, конечно же, разговаривать.

— Тоже терапия, — замечает завотделением Владимир Юбкин. — Многие наши пациенты пожилые. Так что воспринимают студентов как своих внуков. И им становится легче от такого внимания.

За постовым столом в центре второго этажа медбрат Сергей Безлуцкий, студент шестого курса уральского медуниверситета, сосредоточенно заполняет какие-то тетради врачебным медицинским почерком. Спрашиваю, кому ещё нужна моя помощь, кто ещё хотел бы выговориться. Он кивает на дверь ближайшей палаты.

— Вас ждут.

— Всегда хотел спросить, а если к вам обратится пациент и скажет, что ему не помогают лекарства, что ему всё ещё больно, — что будете делать?

— Я поставлю в известность дежурного врача, — мой вопрос явно удивляет медбрата Безлуцкого. — А потом мы поставим ему обезболивающее. Знаете, бывает обратная ситуация. Человек по каким-то причинам стесняется и терпит. Поражает такая стойкость.

Если пациент пожалуется на боли, ему сразу же поставят анальгетик.

Если пациент пожалуется на боли, ему сразу же поставят анальгетик. медики, помощь, рак, сострадание, хоспис

"Состояние такое, что понимаешь: ты не будешь прежним"

В палате, на которую указал Сергей Безлуцкий, чуть жарче, чем в других. И воздух более влажный. Скорее всего, от аппарата, напоминающего габаритами дорожный чемодан на колёсиках. Это устройство нагнетает кислород по гибкой трубке, через которую дышит пациент.

— Ещё полторы минуты, и я закончу, — сверяется с часами худосочный пенсионер Валерий Фомин. — Я шестнадцатый день уже здесь. Когда кислород дают, мне легче становится. У меня лёгкого нет. Рак обнаружили, попал в "шестёрку". Потом — на химию. Ну а после дочка по направлению меня сюда привезла. Тут лучше, чем дома. Уход, лечение. Опять же каждый час девчонки приходят, медсёстры. Спрашивают, не нужно ли чего.

Я не говорю Валерию Павловичу, что он неважно выглядит, а медсёстры считают всех в этой палате "тяжёленькими". Ещё одно правило клинического психолога Екатерины Дворниковой: если пациент не спрашивает, каково его состояние, сколько ему осталось жить, эту информацию не сообщат. Но как только спросит — ответят без утайки. Как есть. Думаю, пенсионер Фомин и так всё понимает прекрасно.

— Послушай, что скажу, — меня приглашает к беседе сосед Валерия Павловича, голый по пояс мужчина с чёрной щетиной и седыми волосами. Из его живота торчит пластиковая трубка, конец которой, небольшой раструб, закреплён пластырем к коже груди. На табличке возле кровати значится: Владимир Прахов.

Слесарь газовой котельной Владимир Прахов.

Слесарь газовой котельной Владимир Прахов. медики, помощь, рак, сострадание, хоспис

— Я 17-й день тут. Да. Цель есть — силу восстановить, иммунитет. Перед следующей химией, — еле слышно сипит мой собеседник. Ему явно трудно даются слова. После фразы он сплёвывает мокроту в стакан, поправляет полотенце на коленях. Трубка, торчащая из его живота, называется гастростома. Через неё пациент получает перемолотое в пюре питание и лекарства.

Владимир Прахов, 56-летний слесарь котельной, рассказывает, что недомогать стал года четыре назад. Что-то давило в горле, было трудно дышать, глотать. Обращался к врачам. ЛОР-специалисты говорили, это от курения, и прописывали лекарства, которые не помогали. А год назад у Прахова прихватило сердце и он попал в кардиоцентр Яна Габинского. Там провели обследование и выявили опухоль.

— Сейчас она разрослась. Глотать ничего не могу, — через силу выговаривается Прахов. — Меня дочка проведывает. Внуки есть. Пожить охота очень. А состояние сейчас такое, ну знаешь, когда ты уже не будешь прежним. Мир иначе воспринимаешь. Острее. И неизвестность впереди. Неопределённо всё. А вот я слышал, что в 2018 году учёные будут лекарство новое от рака тестировать. Создали его уже, говорят. И я хотел бы очень в группу людей, на которых проверять будут, попасть. Если получится. Ты бы узнал, какие учёные и где, хорошо? Очень прошу.

— Хорошо, — отвечаю, почти с таким же трудом, как и собеседник. Словно ком вырастает в горле.

Этот яркий рисунок оставил на прощание пациент. И ушел.

Этот яркий рисунок оставил на прощание пациент. И ушел. медики, помощь, рак, сострадание, хоспис

Великий уравнитель

В нашей стране, где запрещено ношение короткоствольного огнестрельного оружия, великий уравнитель — вовсе не кольт, не пистолет, а рак. От него не застрахован никто. Деньги, положение в обществе, связи в этом случае решат немногое. И, как мне кажется, чтобы избавиться от страха перед онкологией, нужно не прятаться от него, а заглянуть в глаза чудовищу. Помочь хоспису имени Доктора Лизы — последнему причалу, месту достойного ухода. Перечислить деньги на счёт, чтобы поскорее ввели в строй третий этаж, а для больных, которые не могут глотать, закупили пластиковые трубки.

Или просто прийти к безнадёжным больным. Погулять с ними, если погода хорошая.

И поговорить.

@ Семён Чирков, life.ru

Картина дня

наверх